Театр «Ковчег» (Archa) – маленький, камерный, с простыми стульями без подлокотников, как в старинном лекционном зале, веером поднимающимися вверх. Зрители в первом ряду практически сидят на сцене. Во время представления спектакля Театра.DOC «Двое в твоём доме» в них летели мыльные пузыри и осколки разбиваемых по ходу действия тарелок. Думаю, в данном случае это было вполне уместно и оправданно. Дело в том, что спектакль о домашнем аресте не предполагает комфортного просмотра с попкорном. Артисты как-то невзначай вышли на сцену, уселись всё на те же простые стулья, всё так же, невзначай, начали играть, превратив публику скорее в наблюдателей, чем в зрителей.
Если бы спектакль не был основан на фактах, то его можно было бы отнести к жанру трагикомического абсурда. И, как позже, во время дискуссии, призналась автор пьесы драматург Елена Гремина, в тех странах, что подальше от границ некогда великого и могучего государства, именно к жанру абсурда его и относят. Западного зрителя интересует кухня, актёрское мастерство, режиссёрские решения и различные театральные приёмы. Чем Европа восточнее, тем сильнее зритель сосредоточен на самой сути демонстрируемого частного случая подавления человеческой свободы тоталитарным режимом.
Спектакль на русском языке, но большинство зрителей в полном, кстати, зале были чехи. На табло над сценой бежала строка с переводом на чешский и на английский языки. Но, казалось, в нём не было никакой необходимости. Эмоции, испытываемые персонажами, были всем понятны и знакомы. Ну, правда, как себя может чувствовать человек, когда в своём собственном доме он ограничен в перемещении, должен следить за тем, что говорит, и вынужден опускаться до постоянного решения таких вопросов, как кто первый пойдёт в туалет и как последним пользоваться?
После спектакля состоялась дискуссия с его создателями. Бывший министр внутренних дел Чехии Ян Румл представил публике драматурга Елену Гремину, режиссёров Михаила Угарова и Талгата Баталова.
Сам Румл признался, что в годы господства коммунистов в Чехословакии ничего подобного вообразить было нельзя. Частная жизнь всегда уважалась, и такая мера, как домашний арест, никогда к гражданам не применялась. Посему у него и возник вопрос к авторам, действительно ли всё в спектакле основано на фактах? Михаил Угаров на это ответил: «Мы ставили спектакль про Белоруссию, соседнюю страну, но, конечно, мы имели в виду и Россию. И для того, чтобы его сделать, группа молодых драматургов выехала в Минск для сбора материала. Они провели три дня в доме у Ольги и Владимира Некляевых. И они рассказывали все эти истории, которые драматурги записывали на магнитофон. К сожалению, не удалось взять интервью у сотрудников белорусского КГБ, потому что те не хотели вступать с нами в контакт. Хотя они всё время сопровождали ребят на машине, следили, кто куда пошёл, с кем встретился... И тогда мы нашли людей из КГБ, которые уже в отставке, те рассказали, что такое домашний арест, каков его регламент, очень многие подробности из жизни обычного кагэбэшника».
Елене Греминой ведущий задал провокационный вопрос: «Могли бы вы написать подобную пьесу о России, если, скажем, оппозиционным лидером под домашним арестом был бы Явлинский, а вместо Лукашенко воплощением сталинизма был бы Путин?».
«Слава богу, Явлинский не под арестом, и вряд ли это произойдёт в ближайшем будущем, но я поняла провокационность вашего вопроса, – ответила Гремина. – В феврале в нашем театре состоится премьера пьесы про Путина, которую написал итальянский классик Дарио Фо. Она в нашем переводе называется «БерлусПутин». Это очень смешная и очень острая комедия. В ней Берлускони и Путин попадают в автокатастрофу и хирурги из них собирают одного человека – БерлусПутина. Он необыкновенно хороший и добрый, любит всё человечество. Когда герой приходит в себя, он уже совершенно другая личность. Он спрашивает жену, что это такое, откуда такая коррупция? Я очень горжусь, что Дарио Фо дал нам разрешение на перевод и на постановку».
В целом, видимо, правильно в формате театра относиться к столь острым и важным темам, как человеческая свобода и достоинство, с юмором. Ведь именно тогда и становятся заметными невидимые миру слёзы.
Константин Гербеев