Рецензия на книгу Юрия Галушко, «Чехословакия-68» (Минск, 2015)
Обложка книги. Фото: Андрей Фозикош
Воспоминания бывшего военного переводчика, ныне полковника в отставке Юрия Галушко о его службе в Центральной группе войск (ЦГВ) — во время операции по вводу войск стран Варшавского договора в Чехословакию и год спустя — имеют претенциозный подзаголовок «Взгляд советского офицера из прошлого в будущее». Книженция сия (вскоре читатель поймёт, почему я её за книгу не считаю) снабжена узкой ленточкой-перевязью, на которой разместились аж четыре хвалебных отзыва: один из рецензентов утверждает, кроме прочего, что «историю можно и нужно изучать, опираясь на рассказы очевидцев» (Михаил Кожухов, телеведущий); другой радуется, что наконец-то появилась «правдивая книга честного офицера» (Пётр Лаврук, ведущий библиограф Военно-исторической библиотеки Генштаба ВС РФ); третий, после констатации, что в книге «показаны исторические и национальные особенности чешского и словацкого народов», пророчит, что она «по праву должна стать бестселлером» (Владимир Золотарёв, д-р ист. наук, профессор и проч.); а четвёртый (д-р ист. наук, профессор Александр Колесников) считает, что автор «воссоздаёт забытый исторический эпизод» в стремлении «поломать сложившуюся политическую конъюнктурность в описании этих (1968 года в ЧССР. — Прим. автора) событий». При всём уважении к авторам цитируемых изречений, они, мягко говоря, спорные и, с одной стороны, свидетельствуют разве что о желании сделать Юрию Галушко комплимент, а с другой — вольно-невольно выражают их собственное одобрительное отношение к вводу войск в Чехословакию, что, в свете наших теперешних знаний и принесённых Чехословакии официальных извинений, само по себе проблема.
Вместо увертюры
Но этика требует спорить не с рецензентами, а прежде всего с автором оригинала, чем я и займусь, однако сначала представлюсь, чтобы дать читателю понять, насколько компетентно я могу рассуждать о поднятой теме.
Фото: Андрей Фозикош, автор этих заметок (четвёртый слева), в Представительстве советского командования в Праге, 1972 год. Из архива автора
Мы с Юрием Галушко в некоторой степени коллеги. Его судьбу как чешского переводчика определил начальник Военного института иностранных языков (ВИИЯ) генерал-полковник Андреев, в связи с чем он и вошёл в 1968 году в ЧССР с войсками. А я по поручению того же Андреева привёз в Чехословакию после окончания блиц-курса в ВИИЯ группу переводчиков-скороспелок в количестве 19 человек, но было это позже — 12 декабря 1968 года. Зато, в отличие от Юрия Галушко, я в ЦГВ остался надолго: вплоть до 1973 года я был переводчиком в Представительстве советского военного командования в Праге. Мы вполне могли видеться, так как в его сочинении есть фото, на котором Юрий запечатлён под вывеской «моего» Представительства, двуязычный текст которой, кстати, составлял я, и я же заказывал вывеску у чешских товарищей.
В любом случае у нас есть общие знакомые. Например, я хорошо знал полковника Мишустина, под руководством которого Юрий, судя по его рассказу, выпускал первый номер пропагандистской газетки Zprávy, и других упоминаемых им лиц. По должности я сопровождал Представителя советского командования в Праге Героя Советского Союза полковника Щеблакова А. Д. на переговорах самого разного уровня: от решения бытовых проблем и ДТП с участием советских военнослужащих до встреч в высших партийных и государственных органах ЧССР. Как и Юрий, я свято верил, что выполняю свой интернациональный долг, и стремился всячески способствовать восстановлению добрых отношений между нашими народами. Можно сказать, я был на хорошем счету у командования, так как мне каждый год продлевали командировку и даже наградили медалью.
Мифический очевидец из прошлого
А теперь по сути. Начну, пожалуй, с упомянутого выше подзаголовка. Не составляет особого труда доказать, что он правдив… с точностью до наоборот: речь идёт, скорее, о взгляде советского офицера из настоящего в прошлое, причём об очень нечётком взгляде. Судите сами: Юрий Галушко описывает своё участие в событиях постфактум, по прошествии 47 лет, с высоты своего нынешнего положения офицера в отставке. Да и формально, если принять авторскую трактовку, подразумевающую рассказ очевидца событий 1968 года в Чехословакии (прошлое), то сразу надо сделать поправку, что это взгляд пока не состоявшегося офицера (Юрий Галушко не раз упоминает недоумение чехов по поводу его курсантской формы). Но это так, цветочки.
А вот ягодки. Самосожжение Яна Палаха оказалось катализатором неприятия ввода войск, затормозило и усложнило нормализацию ситуации в ЧССР и получило резонанс во всём мире.
Понятное дело — быть очевидцем такого события, пусть трагического, по-своему редкая удача. Но Юрий Галушко очень везучий человек. Послушаем, что он об этом пишет: «Получилось так, что в день, когда произошло «самосожжение» (кавычки автора — примечание моё) Палаха, я работал в офисе уполномоченного правительства ЧССР по делам временного пребывания советских войск в Чехословакии. Туда приехал какой-то офицер StB (чехословацкий аналог советского КГБ) и рассказал, что на Вацлавской площади, по всей видимости, что-то должно произойти. Дело в том, что вдруг большое количество журналистов, прежде всего западных, стали «кучковаться» в ресторане на первом этаже отеля «Крым» со съёмочной и записывающей аппаратурой. А это первый и самый верный разведывательный признак того, что «контра» что-то замышляет. Несколько офицеров, и я в том числе, решили сходить и посмотреть на шоу. Отправились туда пешком в гражданской одежде». Я опускаю часть текста, но процитирую, что они увидели: «…Практически на трамвайных путях извивался и дико голосил какой-то человек, на котором горела одежда. Журналисты бегали вокруг него и азартно снимали несчастного со всех ракурсов».
Далее на нескольких страницах излагается распространённая официальными властями после самосожжения Палаха версия о подстроенной западными спецслужбами провокации, жертвой которой молодой человек стал. Оставим её без комментариев, так как в этот момент нас интересует другая существенная деталь, предваряющая сюжет: Галушко пишет, что эта запомнившаяся ему «акция» произошла в середине января 1969 года. Это действительно так: Палах поджёг себя 16-го, скончался 19-го, а похороны состоялись 25 января. Отлично помню, как в день, когда в городе кульминировали страсти, наше Представительство, находившееся тогда в центре города на площади Гаштальской, было блокировано демонстрантами. Всё это время мы усиленно работали по сбору информации, которая по рации отправлялась в ЦГВ. Я ежечасно получал и переводил сводки Общественной безопасности (полиции), с которой был налажен хороший контакт, выезжал на места, где возникали конфликтные ситуации с участием наших военных. Копии переводов, между прочим, я сохранил.
А вот Юрия Галушко в то время в Праге и в помине не было! Будем исходить из того, что он написал на странице 94, всё-таки это его биография: «Где-то с сентября 1968 года из Чехословакии стали постепенно выводиться воинские контингенты… Подоспела команда собрать вместе нашу языковую группу и направить её домой в ВИИЯ». И чуть ниже: «А в Чехословакию в полном составе вернулись ровно через год, к 21 августа 1969 года». Итак, с сентября, ну, допустим, с октября 1968 по август 1969 года автора-очевидца в ЧССР не было. Можно, конечно, сказать, что для человека со взглядом из прошлого в будущее нет ничего невозможного и Юрий Галушко мог на этот момент телепортироваться в Прагу, но мне почему-то не верится. Спрашивается, как в этом контексте смотрятся восхваления, с которых начались эти заметки, а именно, что «историю можно и нужно изучать, опираясь на рассказы очевидцев» (Михаил Кожухов) и что наконец-то появилась «правдивая книга честного офицера» (Пётр Лаврук). Может быть, товарищи просто не читали? А здесь ведь не просто забывчивость, нечаянная подмена, а явное фабулирование, назойливое стремление склонить читателя на свою сторону, мол, я-то всё знаю, своими глазами видел… Хотя это далеко не равносильно: видеть и знать.
И лишь для полноты картины добавлю, что и место трагедии в подаче Галушко сдвинуто: оно было намного выше, прямо под Национальным музеем, и отеля «Крым» на Вацлавской площади никогда в помине не было (есть «Ялта»), и фотографии самого акта протеста в печати не появились — зря старались западные писаки, выходит… В общем, не всё в Крыму, но всё в дыму — дезинформации. Такого рода высоски-из-пальца только порадуют нынешних западных (и чешских в том числе) горе-экспертов, видящих везде российские вбросы и пропаганду.
Фото: Фотоархив ИТАР-ТАСС / Егоров Василий; Стужин А. / Предоставлено Фондом ВАРП
Не тронь Фучика!
К сожалению, случай с Палахом далеко не единичный. В очень вольном сочинении Юрия Галушко полно неточностей и манипуляций, откровенной подтасовки фактов, в угоду основному тезису — показать чехов в нелицеприятном свете. Как иначе расценить экскурс автора в историю Второй мировой войны, когда он (дословно) пишет: «Чешский народ не поднялся на активную борьбу против немецких оккупантов. Ну не хотелось ему с оружием в руках бороться за свободу» (стр. 184). Покушение на Гейдриха для него всего лишь британская провокация, она ни к чему, кроме расстрела чешских граждан, не привела. И в этой связи Юрий Галушко констатирует, что «были расстреляны практически все клирики Чешской православной церкви — в основном русские эмигранты и их потомки». Здесь мы снова сталкиваемся со смещением акцентов: в первую очередь пострадали как раз чехи: епископ Горазд, священники Чикл и Петршек, председатель церковной общины Ян Зонневенд.
О диверсантах, совершивших покушение, наш автор пишет пренебрежительно. Видите ли, они «вместо того, чтобы рассредоточиться, быстро уходить из Праги… недолго думая, забежали в собор Свв. Кирилла и Мефодия… расположенный недалеко от места диверсии. Там они сидели, неизвестно чего дожидаясь… до 22 июня 1942 года». Потом их выдали, утверждает Галушко, и «во время штурма оба офицера были убиты (по некоторым данным, покончили с собой)». Здесь что ни слово, то мимо. В собор парашютисты, конечно, «забежали» не просто так, их там укрыли, с благословения православных клириков, да и не рядом с местом диверсии собор находится, а добрых пять километров оттуда, в центре Праги. И штурм состоялся не 22, а 18 июня. И было их не двое, а целых семеро человек, оказавших ожесточённое сопротивление. Кубиш, Опалка и Бублик погибли в бою, а четвёрка, находившаяся в крипте церкви, в безвыходном положении покончила с собой. Н-да-а, правдиво, честно изложено, не так ли? Сочинитель — он и есть сочинитель.
Даже Юлиуса Фучика не пощадил Юрий Галушко. Отдав ему должное за призыв «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!», он тут же иронизирует над его наивностью, я цитирую: «…Честный и принципиальный Фучик сам отдал себя в руки фашистов, так как считал, что если всех его товарищей арестовывают, то пусть и его тоже везут в полицейский участок». До такого не додумались даже самые ярые чешские антикоммунисты, занявшиеся травлей Фучика после переворота. Но и это ещё не всё. По мнению Галушко, Фучик в период немецкой оккупации в нелегальных изданиях печатал эссе и рассказы о выдающихся чешских литераторах Яне Неруде, Божене Немцовой и других, но — опять неуместная ирония — «читая высокохудожественные эссе, которые нелегально выходили из-под пера Фучика», население страны «почему-то не торопилось на баррикады».
По стечению обстоятельств, в 1982 году я защитил дипломную работу под названием «Руде право» в период оккупации Чехословакии (1938–1945)», в которой работе Фучика в подпольной газете посвящена отдельная глава. В ней я пишу, естественно, на основании исторических данных, что в середине июля 1941 года вышел первый номер упомянутой газеты со статьёй Ю. Фучика «Во имя свободы чешского народа — в бой!». Напомню, что июль — период невероятных фашистских успехов после нападения на СССР, но Фучик пророчески называет вторжение «последним актом нацистской политики» и формулирует чёткие задачи для каждой социальной группы: «Рабочие! Саботируйте, ломайте машины, вредите, изготовляйте брак, превратите свои рабочие места в поле боя… Крестьяне! Вам принадлежат поля, с которых нацизм крадёт для себя пропитание. Не дайте ничего… Гитлер не должен получить даже ту соломинку, за которую хватается утопающий». И так далее. А в 11-м номере (ноябрь 1941 г.) Фучик пишет о борьбе методом так называемых комариных укусов: «Если каждый из 70 тысяч чешских железнодорожников ежедневно насыплет в буксы лишь ничтожное количество песка, — это составит 70 тысяч вагонов и паровозов, выведенных из строя». Опять-таки и так далее. Есть много доказательств того, что эти инструкции достигали цели, хотя и не в массовом масштабе. А Юрий Галушко иронизирует по поводу эссе, которые, кстати, тоже имели свой смысл. Жаль, что он, свободно перемещающийся во времени и пространстве, не подсказал Фучику тот самый правильный стиль публикаций, который вывел бы чехов на баррикады.
Мухи — отдельно, котлеты — отдельно
Но вернёмся к периоду, который, исходя из названия «Чехословакия-68», должен превалировать в труде Юрия Галушко (на самом деле 68-й год, словно конфетка, упакован в другие тексты, и из 250 страниц повествования занимает около 100). Ранним утром 21 августа 1968 года наш автор на бронетранспортёре начальника разведки «повёл» танковый корпус советских войск из ГДР в Чехословакию. В течение этого памятного дня он успел многое: благодаря чешскому поводырю довёл-таки корпус до Усти-на-Лабе, прорвался с опергруппой на военный аэродром «Божий Дар», а потом успел вернуться на границу с ФРГ, чтобы остановить вошедшие на территорию Чехословакии американские батальоны. Фигаро здесь, Фигаро там… Заметим, что и сейчас на одни эти передвижения надо затратить уйму времени, а скорость у бронетранспортёра, согласитесь, чуть ниже, чем у «шкоды» или «мерса». А злые чехи к тому же сорвали дорожные указатели.
Тем не менее, получив сигнал об угрозе столкновения с стороны янки, что чревато началом Третьей мировой войны, наш Джеймс Бонд успевает проехать свои 200 километров от Миловице до западной границы и, на этот раз без поводыря, попасть в самое «яблочко», то есть выйти наперерез слабакам-американцам, которые «двигались абсолютно спокойно, без всякого охранения», впереди шла открытая машина с кинооператорами, которые, как объяснили американцы, должны были «снимать исторический фильм» о том, как в 1945 году они освободили Карловы Вары. И представьте себе, они за это время сумели вклиниться «на территорию социалистической страны Чехословакии более чем на пять километров». Это Юрий Галушко, не покраснев, написал на стр. 62-63. А чтоб американцы были сговорчивее, им были представлены аэрофотоснимки (удивительная для нас расторопность!), которые наглядно демонстрировали, что американские колонны, находятся «в мешке» советских войск. В общем, выдавили мы их с чехословацкой территории, довольно заключает Джеймс. Бонд.
Меня в то время в Чехословакии не было, поэтому приходится привлекать другие источники. Байку об американских танках я слышал, советская пропаганда её использовала, но объяснение их нахождения «в неположенном месте» весьма простое: американская киногруппа снимала возле Давле-у-Праги фильм «Ремагенский мост», вышедший на экраны в 1969 году. Технику эту 5 августа легально завезли, как пишет в своей книге «Военное решение «пражской весны» чешский автор Даниел Поволны, через погранпункт в Розвадове. А границу с западно-немецкой стороны, между прочим, в августе усиленно курировал начальник советской военной миссии при Главнокомандующем сухопутными войсками США в Европе генерал Иван Иванович Лезжов, несколько раз поднимавший ложную тревогу; и он бы, конечно, первым знал о кричащем нарушении границы. В общем, похоже на то, что автор-правдолюбец, не мудрствуя лукаво, смешал в одну кучу котлеты с мухами.
А был ли мальчик, то бишь Ярослав Гашек?
Сочинение, претендующее на историческую правду, даже в мелочах изобилует неточностями, которые свидетельствуют или о дилетантстве автора, или о его пренебрежении к фактам. Вот, например, на стр. 125 читаем: «Командовал дивизией полковник Ярослав Гашек — полный тёзка своего гениального деда — автора «Похождений бравого солдата Швейка». Правды в этом утверждении ровно половина: на самом деле внука писателя зовут Рихард, дослужился он до подполковника и должности начштаба танкового полка, да и то позже, в 80-е годы. Я его, между прочим, знаю: Рихард, уволившись в запас, по сей день занимается вопросами, связанными с увековечиванием памяти о деде, и изданием его произведений.
А вот другой эпизод: бравому курсанту Галушко доверили сопровождать министра обороны Гречко из «столицы» ЦГВ Миловице в Прагу, где он должен был встретиться с чехословацким министром обороны Дзуром. Гречко, по словам автора, «принципиально отказался от сопровождения чехословацкой стороны, заявив, что представители ЦГВ сами справятся с сопровождением своего министра». Следует подробное описание кортежа, в котором впереди и позади министерской «Чайки» ехала охрана. В одной из машин между двумя вооружёнными до зубов охранниками следовал и наш герой. Не менее подробно описан маршрут: «И вот мы уже приближаемся к площади Ленина (жители Праги между собой называли её просто — «Кулатяк», что значило «Круглая» или «Кругляк»), где находилось Министерство обороны ЧССР. И здесь нас ждал неприятный сюрприз: вся площадь была до отказа забита орущими и жестикулирующими молодыми людьми. Нам надо было по диагонали пересечь площадь, чтобы оказаться рядом с входом в министерство» (стр. 167). Уберегу читателя от дальнейшего описания, отмечу только, что, по свидетельству Галушко, толпа заплевала машины сопровождения так, что и дворники не помогали, а вот на «Чайку» никто не посмел плюнуть, скорее всего, потому, что «министр невозмутимо наблюдал за беснующимися людьми». Переживавший за жизнь министра начальник сопровождения полковник Шараев, прошедший, между прочим, в годы войны огонь и воду, «после этой поездки полностью поседел». Ну, те ещё страсти.
Напомню, что в то самое время я был переводчиком Представительства советского военного командования в Праге. Юрий Галушко не упоминает, когда состоялся такой драматический визит А. А. Гречко, но я по долгу службы несомненно знал бы о нём. Практика подобных выездов в действительности была такова, что представитель ЦГВ в Праге полковник Щеблаков всегда, повторяю, всегда встречал лично высоких гостей на окраине Праги (сейчас это микрорайон Чёрный Мост) и вёл колонну к месту назначения. А я бывал с ним, так сказать, на подхвате. Помню, после памятных событий весной 1969 года, когда провокаторы разгромили офис «Аэрофлота» на Вацлавской площади, министр Гречко таким образом — через Миловице — нанёс визит президенту ЧССР Л. Свободе в Граде. Его «Чайка» пристроилась за нашей синей «Волгой», а впереди нас шла машина ВБ (чехословацкая общественная безопасность, или же полиция). Окна в «Чайке» были занавешены (тонированных стёкол тогда не было). Я лично не видел, но водитель «Чайки» позже на стоянке рассказывал, что, когда колонне в центре города всё же пришлось на минутку остановиться у светофора, группка пешеходов, ждущих зелёного света, обратила внимание на кортеж и, поняв, что речь идёт о высокопоставленных «советах», стала что-то кричать и плеваться. Тогда заметивший это маршал отодвинул у себя занавеску и показал кричащим свой мощный кулак. Те мгновенно ретировались.
Случай этот стал в ЦГВ легендой и, как я предполагаю, в гиперболизированном виде дошёл до нашего автора во второй его приезд, и он вмонтировал его в свои «ценные исторические наблюдения». Уточню, что последняя волна демонстраций прокатилась по Праге в первую годовщину ввода войск, то есть как раз в то время, когда Юрий Галушко загорал в Чопе (стр. 97). Могу вас заверить: не было отражённой в «фэнтези» Галушко демонстрации на «Кулатяке». Кто видел эту площадь, тот поймёт, что там демонстрации невозможны: на площади оживлённое транспортное движение во все четыре стороны. Также невозможно «пересечь её по диагонали» — там всегда был круговой объезд, не случайно тут название «Кругляк». Да и надобности в этом не было, потому что ехали ведь к министру обороны ЧССР, а министерство находилось тогда на соседней небольшой площади, примыкающей к улице Чехословацкой армии, а на «Кулатяке» всегда был Генеральный штаб. Чтобы «добить» нашего выдумщика, процитирую его сетования, что министр Дзур угостил их «настоящей сливовицей, которую гонят родственники на его родине, в маленькой моравской деревушке», причём «на столе никакой толковой закуски не было». Так вот, Юра, я с министрами сливовицу не пил, зато точно знаю, что родина Дзура не в Моравии, его родная деревушка — возле словацкого города Липтовский Микулаш. Хотя, возможно, потому и знаю, что не пил.
Нужна ли нам святая ложь?
Кроме явных ляпов, несуразиц, пересказа небылиц, в произведении Галушко полно пропагандистских придумок того времени, имевших, впрочем, короткую жизнь. Из-за недостатка места очень коротко займусь только парочкой из них.
Вот он пишет, что «под наши танки, которые шли из ГДР в Чехословакию, стали ложиться местные женщины вместе с детьми». Уверяю вас, что будь хотя бы один такой случай, то сейчас, когда в Чехии раздаются награды и компенсации буквально за каждый жест, направленный против оккупантов 68-го года, его раздули бы до невероятных размеров. Впрочем, автор сам себе противоречит: спрашивается, откуда вдруг появились такие отважные женщины, если в своём «историческом» трактате он постоянно подчёркивает трусливость чехов, которые были способны разве что «ночью выстрелить в спину советским солдатам».
А ведь готовились, утверждает наблюдательный писатель. Для борьбы с войсками армий государств Варшавского договора, по его словам, были подготовлены довольно внушительные склады с вооружением, боеприпасами, средствами минирования. Один такой склад нашли «наши десантники» в подвалах Министерства сельского хозяйства в Праге. И невдомёк незадачливому автору, что речь шла о складе Народной милиции, вооружённого оплота чехословацкой компартии, которая, между прочим, год спустя успешно участвовала в подавлении беспорядков, вызванных противниками ввода войск.
В другом месте Юрий Галушко излагает «нашу» версию обстрела Национального музея в Праге: с его крыши, мол, по советской колонне ударил пулемёт, несколько солдат были убиты и ранены (стр. 69), поэтому некий командир зенитной батареи развернул одну ЗСУ «Шилка» и произвёл пару залпов, в результате чего «пулемётчика вместе с пулемётом разорвало на куски, но немного пострадало и здание». В действительности этот инцидент произошёл 21 августа в 7 часов утра, так как советские военные думали, что перед ними Чехословацкое радио, которое надо было взять, чтобы прекратить его передачи. Добавлю, что здание радио находилось в 100 метрах выше, и именно там на полчаса позже произошла самая кровопролитная стычка после ввода войск, с жертвами с обеих сторон. Поверьте, и этого пулемётчика нынешние, на этот раз чешские, пропагандисты с удовольствием сделали бы национальным героем, но он тоже призрак (в Чехии сейчас имеется полный перечень жертв с изложением обстоятельств их гибели).
Теперь немного о другом — о моральном облике автора. Мы уже упоминали о джеймсбондовских похождениях нашего сочинителя. Конечно, карт-бланша на убийство у него не было, но ощущается настрой агента 007: для защиты интересов Родины позволено всё. На практике это выглядело так, что, когда после совместных учений частей ЦГВ и ЧНА (Чехословацкая народная армия) чехословацкая сторона предъявила иск на 2 миллиона крон за причинённый ущерб — сгорел лес, вытоптаны поля, командующий ЦГВ приказал не платить ни кроны. Юрия привлекают к работе в ликвидационной комиссии, и он по заданию майора Харчевки готовит протокол на русском и чешском языках с заключением о том, что ЧНА принимает ущерб на себя. Потом он убеждает представителя противной стороны, чехословацкого подполковника, принять участие в импровизированном обеде — «поляне», во время которого чеха напоили до чёртиков, после чего майор скомандовал: «Юра, доставай протокол!». И Юра подсунул пьяному чеху протоколы на подпись. Приказ командующего был выполнен, и находчивого переводчика наградили краткосрочным отпуском.
Конечно, курсант-переводчик — мелкая сошка в этой истории, но, казалось бы, прошло достаточно лет, и не мешало бы посыпать голову пеплом за такой поступок, ан нет: наш автор смачно описывает продолжение истории, в которой всё же нашёлся офицер-юрист, подвергший на партсобрании критике действия советских членов ликвидационной комиссии. Майор Харчевка получил выговор, но его отповедь не заставила себя долго ждать: «после собрания он «случайно» на лестнице ударил в плечо подполковника-юриста, и тот кубарем скатился вниз» (стр. 161). И ни слова осуждения, наоборот — следующие две страницы бестселлера посвящены другим «шуточкам» упомянутого майора, как видно, снискавшего симпатии автора.
Однако пора перейти от частностей к обобщению. Я бы, возможно, не стал так подробно заострять внимание читателей на фантасмагориях Юрия Галушко и попытался б забыть об этом безответственном сочинении, если бы в нём не повторялся и не подчёркивался один тезис: «И по истечении более 45 лет можно с уверенностью сказать, что ввод войск в Чехословакию был полностью оправдан». Для его обоснования автор привлёк всё, что удалось наскрести по сусекам: от злодеяний чехословацких легионеров в годы гражданской войны в России и нежелания оказать сопротивление гитлеровской агрессии до контрреволюционного заговора и бунта «на корабле социалистического содружества» в том самом 68-м году.
Я думаю, Юрий Галушко искренне верит, что на фоне этой великой цели меркнут все те «гниды», которые я откопал в его сочинении. Подумаешь, не видел горящего Палаха, чуточку подтрунил над Фучиком, немного не рассчитал километраж вторжения американцев, перепутал одного Гашека с другим — всё это мелочи, есть праведная цель. Не им же придумано: цель оправдывает средства. И Галушко, казалось бы, имеет все предпосылки для этого: был он участником ввода войск, служил в ЦГВ, изучал историю вопроса… Очевидец. Правдивый и честный офицер. «Документально фиксирует политическую и социальную обстановку Чехословакии того периода» (рецензент Владимир Золотарёв). А если иногда в чём-либо отклонился от истины? Так ведь многие считают, что и ложь может быть святой, когда она спасает чью-то жизнь, здоровье, Родину, в конце концов.
А Юрий Галушко в самом деле спасает, оправдывает то давнишнее решение советского руководства, благодаря которому «бунт в Чехословакии был подавлен быстро и достаточно эффективно». «Если бы этого не произошло, — заключает он, — то все ужасы, которые постигли нашу страну, — развал великого государства и его экономики, войны на Кавказе, вымирание нашего населения — начались бы не в «лихие 90-е годы», а как минимум на 20 лет раньше».
Отметим, что он не одинок в своём мнении. В прошлом году телеканал «Россия 1» показал, например, фильм «Варшавский договор. Рассекреченные страницы», в котором утверждается, что страны Варшавского договора вынуждены были вмешаться, потому что под прикрытием легенды с романтическим названием «Пражская весна» вершился вооружённый переворот, опиравшийся на поддержку НАТО. Фильм вызвал официальные протесты правительств Чехии и Словакии.
Лично мне понятны мотивы, почему Юрий Галушко намертво окопался на позициях аргументации ввода войск Варшавского договора в Чехословакию, внедрённой в обиход в 68-м году. Каждому из нас инстинктивно хочется быть на стороне правого дела, ощущать себя защитником слабых, спасателем тех, кому что-то угрожает. И наоборот, никому не нравится быть оккупантом, захватчиком.
Мне приходилось много спорить с чехами по поводу нашего вмешательства во внутренние дела чехословацкого народа. И я отстаивал то, что на Западе назвали доктриной ограниченного суверенитета, доктриной Брежнева. Напомню её суть, сформулированную Леонидом Ильичом: «Когда внутренние и внешние силы, враждебные социализму, пытаются повернуть развитие какой-либо социалистической страны в направлении реставрации капиталистических порядков, когда возникает угроза делу социализма в этой стране, угроза безопасности социалистического содружества в целом, — это уже становится не только проблемой народа данной страны, но и общей проблемой, заботой всех социалистических стран». И я для подкрепления своего мнения вначале пользовался так называемыми фактами, которые Юрий приводит в своём сочинении. Сомнения стали возникать, когда я убедился, что многие из них были испечены наскоро, так сказать, «притянуты за уши» (склады оружия, американские танки под Прагой), когда я попытался понять, что же представляет собой «социализм с человеческим лицом», который собирались строить чехословацкие коммунисты. Да, конечно, чехословацкое общество той поры оказалось расколотым, кроме реформаторов, были в нём и реваншистские силы, свою роль играло и подстрекательство Запада. И хотя 68-й год коренным образом изменил мою судьбу, навсегда связав её с Чехословакией, с Чехией, я с высоты нашего нынешнего знания вопроса всё же считаю, что ввод войск тогда был ошибкой. И извиняться за него стоило — во имя восстановления добрых отношений между нашими народами.
Даже если согласиться с прогнозом Галушко, что «все ужасы» постигли бы нас на 20 лет раньше, то спорно, к худу или к добру бы это было… Советский Союз под властью партократии, фактически отошедшей от провозглашаемых идеалов, проигрывал соревнование с «загнивающим» Западом. Если бы чехословацкий эксперимент удался, он мог стать катализатором улучшения социализма во всём соцсодружестве. А СССР, наверно, не погряз бы в афганской войне и гонке вооружений, окончательно подорвавших его экономику.
Однако история не знает сослагательного наклонения. Поэтому мы имеем то, что имеем. СССР получил 20-летнюю отсрочку, но она оказалась ни к чему, и «ужасы» всё равно наступили. И попытка оправдать ошибку прошлого, основываясь на лживых или перекрученных сведениях, на стремлении унизить чехов как народ, выглядит в этом контексте ничтожной и оскорбительной.
Андрей Фозикош